Немецкий писатель Томас Манн, которому в 1933 году удалось бежать из фашистской Германии, писал: «Я слишком хороший немец, слишком тесно связан с культурными традициями и языком своей страны»1, чтобы не испытывать сильнейшей тревоги при мысли о многолетнем или пожизненном изгнании.

Позвольте задать вам один интересный вопрос. На каком языке вам снятся сны? Если вы владеете двумя или несколькими языками, то какой из них ваше подсознание по умолчанию выберет во сне? Когда мы спим, наше воображение создает свой собственный мир. И в этом идеальном месте мы говорим на том языке, который нам ближе всех прочих. После нескольких лет жизни в Кении ко мне вдруг пришло осознание того, что, хотя я и общалась с местными жителями на суахили и продолжала учить английский, языком моих снов оставался тот, на котором я говорила с детства, — киньяруанда.  Я помню, что всякий раз, когда мы с моими братьями и сестрами попадали в переделку, мама, словно тонко настроенный радиоприемник, немедленно переключалась на наш родной язык, чтобы устроить нам изрядную взбучку. Как показывают результаты исследований в области изучения языков, люди думают о наиболее важном на своем родном языке. Восстанавливая связь с собственными культурой и языком, мы укрепляем свою самобытность и переходим на более высокий уровень мышления. Я думаю, что это также способствует обретению целей в жизни.

Сегодня в мире проживает 65,3 млн. перемещенных лиц. Все эти люди оказались в крайне незавидном положении. Они бесконечно далеки от дома, и их ноги ступают по чужой земле, которую населяют чужестранцы, говорящие на чуждом языке. Они вынуждены отказаться от родного языка и учить иностранный — просто, чтобы выжить. Если открыть словарь на слове «тревога», то его синонимами будут «волнение», «беспокойство», «напряженность», «страх» и «ужас». Google предлагает следующее определение тревоги: «беспокойство, волнение (обычно в ожидании опасности или чего-то неизвестного)». Нет сомнений, что перемещенные лица в нашем мире испытывают чувство тревоги по поводу своего настоящего и будущего.

Когда Томас Манн осознал, что не сможет вернуться домой, то понял, что его ждут серьезные перемены. Ему придется адаптироваться к другой среде, другой культуре и чужому языку. Мысль о том, что ему придется расстаться со всем, что он знал, приводила его в ужас. Он был не в силах представить, как можно отказаться от своей культуры и предать свой язык.

Большинство людей даже не задумываются о главной трудности, с которой сталкиваются беженцы. Масштаб перемен, произошедших в жизни сотен и тысяч этих брошенных на произвол судьбы людей, поражает воображение. Быть сильным — это не вопрос выбора. Они не могут ориентироваться на ценности своей новой родины хотя бы потому, что никогда не планировали здесь оказаться. Невозможно подготовиться к культурному шоку. В вашем словаре не оказывается самых простых слов и выражений, без которых невозможно ни поздороваться, ни спросить дорогу у прохожего. Вас преследует чувство, будто вас столкнули в мутную воду, ваше тело истерзано, ваш рот заклеен, и рядом нет никого, кто пришел бы на помощь. Вам не удастся даже уйти в себя: окружающая реальность для этого слишком сурова.

Оказавшись вдали от своих домов и всего, что им близко и знакомо, лишившись всего своего имущества, беженцы отчаянно пытаются найти хоть какое-то звено, которое связывало бы их с родиной. Язык и культура позволяют им сберечь воспоминания об ушедших близких и сохранить память предков. В условиях всеобъемлющих перемен беженцы могут надеяться лишь на то, что в душе им удастся сохранить верность самим себе. Неужели того материального ущерба, который они понесли, недостаточно? Неужели они должны утратить еще и собственную индивидуальность и самобытность? Никто не должен быть поставлен в такое положение. Сохранение культуры является ключевым условием выживания любого сообщества. Лишь после того как мы научимся ценить разнообразие и богатство различных культур вокруг нас, мы сможем оценить и понять самих людей. Мы станем человечнее и сможем наконец признать, что ничто не длится вечно.

Альберт Эйнштейн сказал однажды: «Политика — для настоящего, а уравнения — для вечности». Наш долг — не позволить сломить дух этих жертв политики, и это долг перед самим человечеством. Они могут стать величайшими лидерами, о которых миру еще предстоит узнать. А могут просто написать уравнение, которое останется в вечности, и запомнятся человечеству именно этим, а не тем, что когда-то были беженцами. Пусть сегодня я беженка, но придет день, когда люди будут произносить мое имя в связи с теми переменами, которых мне удалось добиться, или прогрессом, за который я боролась. Моя культура — это то, что формирует мою личность, а не уничтожает ее.

 

Примечания

1    Томас Манн, «Письмо Альберту Эйнштейну», 15 мая 1933 г., Апт, С. К. Жизнь замечательных людей. М., «Молодая гвардия», 1972 (электронное издание).