В наше время всё чаще наблюдаются стихийные бедствия и техногенные катастрофы. При этом они происходят со всё возрастающей интенсивностью. Несмотря на то что риску могут подвергнуться и сельские районы, города особенно уязвимы перед последствиям бедствий. Именно поэтому они оказались в центре дискуссии развернувшейся в академических кругах и среди специалистов-практиков по городскому управлению. В повестке дня фундаментальные вопросы, касающиеся проблем окружающей среды, общества, экономического развития и технологического прогресса. Разрушительные последствия бедствий свидетельствуют об отсутствии устойчивости в структуре многих стран и сигнализируют о наличии серьезных прорех в их развитии. В настоящее время разворачиваются широкие научные и политические дебаты вокруг того, как изменчивость климата способствует появлению новых метеорологических и геофизических угроз, выступающих акселераторами и даже мультипликаторами рисков и опасностей и усугубляющих и без того сильную уязвимость регионов повышенного риска, обусловленную социальными, экономическими и политическими переменами на глобальном уровне. В достижении прогресса должны участвовать все, но на пути стоит множество преград.

Проблемой, в частности, является отсутствие общения, взаимопонимания и взаимодействия между властями, руководящими работой в области сокращения рисков бедствий (СРБ) и в сфере восстановления пострадавших районов, и отстраненными от участия местными общинами. Этот разрыв сохраняется даже при нынешней парадигме борьбы за стойкость районов повышенного риска и выдвигаемых лозунгах «Вся нация» в Соединенных Штатах и «Все общество» в Швеции, которые агитируют за применения механизмов коллективного управления и налаживание контактов между различными слоями общества (Lindberg and Sundlius, 2012). Вместе с тем, власти все чаще выступают за то, чтобы ответственность за реализацию мер в рамках СРД брали на себя сами граждане и местные общины в интересах обеспечения «жизнестойкости на местах». Так, в Нидерландах показывают юмористические рекламные ролики, в которых гражданам советуют думать наперед и быть готовым, приобретая, например, кнопочную технологию “NL Alert”1, мобильный телефон с встроенной тревожной кнопкой, которая позволяет властям предупреждать местное население о приближающейся опасности. В Швеции власти проводят информационные кампании на базе визуальных прикладных программ “Din Säkerhet”2, показывающих гражданам, как надо сверять контрольные списки вещей, необходимых для снижения риска поскользнуться в зимнюю непогоду, вплоть до инструкций, как надо готовиться к худшему сценарию. Информационные материалы рекомендуют нам собрать спасательный комплект запасов, позволяющий выжить в течение первых трех дней после удара стихии. Между тем, несмотря на все разговоры о необходимости подключения населения к процессу планирования мер по повышению готовности и снижению риска, на практике члены общины редко имеют реальные права и возможности выполнять такую задачу. Да и местные власти не всегда считают и признают легитимными существующий социальный капитал и культурный потенциал местных общин.

Хотя каждое бедствие воспринимается теми, кто его пережил, как событие экстраординарное и уникальное в своем роде, которое отлагается еще и в коллективной памяти людей, бедствия, тем не менее, являются продуктами истории и последствиями более широких социальных, экономических, политических и экологических процессов. В регионах, подверженных повышенной опасности, местные знания об опасностях и как бороться с ними, как правило, базируются на коллективной памяти и истории. Когда бедствия повторяются, люди по опыту знают, как обнаружить признаки наступающей угрозы и как оценить ее серьезность, и выработали для себя комплекс приемов реагирования на конкретную опасность. Так, жители индонезийского острова Симёлуэ сумели удивительным образом спастись от цунами в 2004 год благодаря быстрой эвакуации в районы более высокой географической отметки. Хотя в этом районе не было никаких цунами более ста лет, народные сказания и песни сохранили культурную память о прошлых стихийных бедствиях (BBC News, 2007; см. также Greggs and others, 2006). В аргентинском городе Санта Фе жители окрестных районов на протяжении многих поколений сохраняют память о прошлых наводнениях, выработав для себя различные способы борьбы с этим стихийным бедствием в данной конкретной прибрежной среде (Baez Ullberg, готовится к выпуску). Вот лишь отдельные примеры, иллюстрирующие наше утверждение о том, что люди учатся коллективно, а не только индивидуально.

Как писал английский проповедник и поэт XVI века Джон Донн «Нет человека, что был бы сам по себе, как остров». И действительно, все мы являемся частью нашего общества и нашей культуры, даже тогда, когда на нас обрушивается ад. Почему-то во времена кризиса зачастую забываются местные общины и их неформальные знания, хотя они могли бы быть значительной силой в усилиях по восстановлению разрушенных районов (Krueger, 2014; Warner and Engel, 2014). В гонке со временем, когда бедствие обрушивается внезапно, необходимо срочно решать массу неотложных проблем. Материальные ресурсы бывают ограничены, и спасательным командам требуется время, чтобы добраться до пострадавших районов. При всей эффективности и нужности наших спасательных служб, мы не должны недооценивать вклад волонтеров в ликвидацию последствий катастроф. Большинство жертв таких трагедий спасаются родственниками, соседями, друзьями и прохожими, поскольку они уже находятся на месте, что подтверждается практически всеми случаями (Kirschenbaum, 2004).

Человек — существо социальное. Люди связаны с определенным кругом других людей общей историей, экономическими интересами, общими идеями и идеалами, а также жизненной практикой социального общения. К числу таких факторов относятся, например, родственные связи, этническое происхождение, принадлежность к спортивному обществу, конфессиональным общинам, профессиональным организациям и рыночным структурам. Они имеют важные общие знания и информацию о рисках. Этот социальный круг, информацию и знания, распространяемые внутри него, мы называем «мягкая инфраструктура». Такое понятие введено в противопоставление термину «твердая инфраструктура»: организации, правила поведения, системы контроля и материальные ресурсы, а также дороги и трубопроводы, предназначенные для снижения риска. Мы утверждаем, что именно «мягкая инфраструктура» заставляет работать «твердую», и что национальные и международные учреждения и директивные органы, занимающиеся вопросам СРБ, должны воспринимать это всерьез.

Социальная наука уже давно накопила огромную массу эмпирических данных о различных формах социальной организации людей и наличии большого числа инструментов и материальных ресурсов, которые могут использовать местные общины в борьбе с рисками и кризисами. То, что часто называют «традиционными общинами», по сути, есть отражение характера их естественной среды обитания и специфики уклада их социальной организации и культуры, приспособленных к динамике изменения естественной среды. Перенять уроки предотвращения рисков можно у Бангладеш (Paul, 2009). В той стране привычка распознавать признаки наступающей опасности и применение современных средств раннего предупреждения (включая «кнопочную технологию») характерна для всех социальных слоев населения, хотя существование различных социальных кругов пока еще никто не отменял, в даже постиндустриальных странах и более индивидуалистических обществах, таких как государства — члены Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Специализированные знания являются важным ресурсом в решении повседневных забот при нормальной жизни, и это тезис применим и к жизни в условиях бедствия, когда такие знания будут служить инструментом борьбы со стихией. Когда в 2006 году в результате разрушительного наводнения в стране все главные транспортные артерии оказались недоступными, благодаря усилиям неформальных социальных кругов город был обеспечен продовольствием и хлеб, испеченный в трущобах, доставлялся в богатые районы уличными торговцами. Попытки запретить нелегальную экономику оказались контрпродуктивными в борьбе за сохранение жизнестойкости городских районов, которая и была, как раз, обеспечена неформальными социально-экономическими образованиями (Keck and Edzold, 2013).

Помимо потенциальной нежелательности сохранения неформальных социальных образований, о которой говорят власти, существует также проблема доступа. Далеко не все общины бывают доступными для властей. Религиозные ортодоксы, например, могут убедить людей опасаться контактов со светскими властями. Мигранты и беженцы могут не знать, что они подвергаются риску, или не иметь доступа к источникам соответствующей информации о программах СРБ на их языке. Нелегальные жители не станут консультировать представителей государственных органов. Между тем, именно эти «маргинальные» группы зачастую являются носителями полезной информаций, будучи тесно связанными между собой внутри своего узкого круга общения, где они привыкли полагаться только на себя. Для таких общин круг общения и знания служат не только социальным и культурным капиталом, но и, пожалуй, единственным капиталом, которым они обладают.

Не поймите нас неправильно. Мы отнюдь не собирается идеализировать «общину» и «культурные знания». Люди, живущие в одном и том же районе, могли оказаться там совершенно случайно. Они вообще могут иметь мало общего между собой, или поддерживать неровные и даже глубоко неприязненные отношения. Не каждый может иметь доступ к социальным ресурсам. Культурные различия могут быть причиной недопонимания, ссоры и драк. Тем не менее, хорошо известно, что даже люди, которые не ладят между собой при нормальной жизни или принадлежат к совершенно разным социальным слоям населения, как правило, оставляют в стороне свои обиды и ведут себя социально ответственно перед лицом обрушившегося бедствия (Engel and others, 2014). Неминуемая угроза жизни и необходимость обеспечить безопасность и защиту могут заставить людей забыть о своих различиях, хотя бы на острой стадии катастрофы, и поделиться своими знаниями и прийти на помощь друг другу (Prince, 1920; Barton, 1969; Oliver-Smith, 1986). Более того, мы должны идентифицировать современные общины не только по принципу общности территории. В сегодняшнем транснациональном и мобильном мире поддержка и помощь может прийти вовсе необязательно лишь от близких соседей. Мы объединены социальными сетями, охватывающими все континенты. Интернет позволяет формировать новые община на виртуальных ландшафтах и преобразовывать традиционные общины в виртуальном пространстве и медийных сетях. Поэтому, в борьбу с бедствиями разные культуры, при всей их неоднородности и динамичности, могли бы вносить существенный вклад. Как только вам удастся «взломать секретный код» как можно наладить общение и работу с различными культурами и местными общинами в разных странах, вы сможете, почти наверняка, повысить эффективность и устойчивость программ в области борьбы с бедствиями и в сфере сокращения рисков.

Разрушительные последствия стихийных бедствий вызывают среди общественности законные требования повысить ответственность экспертов и чиновников причиненный ущерб (Boin and others, 2008). В пострадавших района все чаще раздаются вопросы «Почему вы не знали, что такое может случиться?» и «Почему не предотвратили ужасные последствия?». В связи с землетрясением в Акиле, Италия, в 2009 году итальянские сейсмологи чуть было не попали за решетку из-за их просчетов в прогнозах. В период написания этой статьи, когда еще продолжаются спасательные операции в связи с землетрясением в Аматриче, Италия, в августе 2016 года, приостановленные из-за новых, остаточных толчков, в стране уже раздаются возмущенные голоса по поводу того, что не были вовремя ужесточены требования действующих строительных кодексов к возведению сейсмостойких зданий. Во многих аналогичных случаях, похоже, были, хотя бы на первый взгляд, сделаны кое-какие выводы или уроки из предыдущего опыта. Разумеется, многочисленные социальные, политические и экологические процессы более широкого масштаба могут поставить под угрозу возможность генерирования знаний и распространения испытанных методов, усугубляя и без того высокую уязвимость. Этими более масштабными процессами могут быть ускоренные темпы роста миграции, урбанизации, нищеты и социальной сегрегации, а также частные колебания климата и серьезные сдвиги в крупных экосистемах, которые могут изменить даже сам характер изначальной угрозы. В свете таких трансформационных процессов возникает принципиальный вопрос, возможно ли будет вообще перенимать опыт в столь неопределенных и изменчивых условиях. К решению этого вопроса надо подходить эмпирически, добиваясь гораздо более глубокого понимания того, насколько легко «мягкая инфраструктура» может, при изменении социальной, культурной и политической парадигмы, создаваться и воспроизводиться в общинах и учреждениях на местном, региональном и национальном уровне.

В реализации программ сокращения рисков «мягкая инфраструктура» призвана играть ключевую роль, как это подчеркивается в докладе Красного Креста о бедствиях в мире за 2014 год (World Disasters Report), а также во многих публикациях социологических исследований и итоговых документах различных конференций и форумов по этой проблематике. Этот вопрос поднимается также в новых исследовательских проектах, посвященных анализу взаимосвязи между стихийными бедствиями и культурными укладами жизни и поиску путей налаживания взаимодействия между различными общинами. Кроме того, вопросы генерирования знаний и обмен информацией о формировании «мягкой инфраструктуры» и о ходе реализации программ СРБ будет далее обсуждаться на конференции Хабитат III, которая состоится в 2016 году в Кито, Эквадор. В рамках этой конференции будет проведено сетевое мероприятие под названием: «Города, культуры, меры борьбы с бедствиями», которое будет организовано членами сети European Disasters in Urban centres: a Culture Expert Network (EDUCEN)3. Мы настоятельно рекомендуем всем, кто интересуется этими вопросами, принять участие в этом мероприятии, и надеемся на получение помощи в деле ликвидации разрыва между политикой и практикой.

 

Примечания

 

   1  Дополнительную информацию см. на веб-сайте: Nationaal Coördinator Terrorismebestrijding en Veiligheid (NCTV), the Dutch official counter-terrorism unit of the Dutch Ministry of Security and Justice, at http://www.crisis.nl/nl-alert.aspx.

   2  Дополнительную информацию см. на веб-сайте: Din Säkerhet at https://www.dinsakerhet.se/.

   3  EDUCEN является центром координации и поддержки, финансируемым Европейским сообществом в рамках программ «Горизонт-2020». Дополнительную информацию см. на веб-сайте: European Disasters in Urban centres at http://www.educenproject.eu/.

 

Ссылки

Baez Ullberg, Susann (готовится к выпуску). Forgetting flooding? Post-disaster economy and embedded remembrance in suburban Santa Fe, Argentina. Zuzana Hrdlickova and Hannah Swee, eds. Nature and Culture, vol. 12, No. 1 (Special Issue: Living with Disasters).

Barton, Allen H. (1969). Communities in Disaster: A Sociological Analysis of Collective Stress Situations. Garden City, New York: Doubleday.

BBC News (2007). Saved by tsunami folklore, 10 March. С публикацией можно ознакомиться на веб-сайте: http://news.bbc.co.uk/2/hi/programmes/
from_our_own_correspondent/6435979.stm.

Boin, Arjen, and others (2008). Governing after Crisis: The Politics of Investigation, Accountability and Learning. Cambridge, UK, New York: Cambridge University Press.

Engel, Karen, and others (2014). Flood disaster subcultures in the Netherlands: the parishes of Borgharen and Itteren. Natural Hazards, vol. 73, No. 2 (September), pp. 859–882.

Gregg, Chris E., and others (2006). Natural warning signs of tsunamis: human sensory experience and response to the 2004 Great Sumatra Earthquake and Tsunami in Thailand. Earthquake Spectra, vol. 22, No. S3 (June), pp. S671–S691.

International Federation of Red Cross and Red Crescent Societies (2014). World Disasters Report 2014: Focus on Culture and Risk. Geneva.

Keck, Markus, and Benjamin Edzold (2013). Resilience refused: wasted potentials for improving food security in Dhaka. Erdkunde, vol. 67, No. 1 (January–March), pp. 75-91.

Kirschenbaum, Alan (2004). Generic sources of disaster communities: a social network approach. International Journal of Sociology and Social Policy, vol. 24, Nos. 10/11 (October), pp. 94–129.

Krüeger, Fred, and others, eds. (2015). Cultures and Disasters: Understanding Cultural Framings in Disaster Risk Reduction. London, New York: Routledge, Taylor & Francis Group.

Lindberg, Helena, and Bengt Sundelius (2012). Whole-of-society disaster resilience: the Swedish way. In The McGraw-Hill Homeland Security Handbook, David G. Kamien, ed., 2nd ed., 1295‑1319. New York: McGraw-Hill.

Oliver-Smith, Anthony (1986). The Martyred City: Death and Rebirth in the Andes. Albuquerque, New Mexico: University of New Mexico Press.

Paul, Bimal Kanti (2009). Why relatively fewer people died? The case of Bangladesh’s Cyclone Sidr. Natural Hazards, vol. 50, No. 2 (August), pp. 289-304.

Prince, Samuel H. (1920) Catastrophe and Social Change: Based Upon a Sociological Study of the Halifax Disaster. New York: Columbia University.

Warner, Jeroen, and Karen Engel (2014). Disaster culture matters. Ambiente e Sociedade, vol. XVII, No. 4 (December), pp. 1-8.